Почему капитализм против того, чтобы мы строили семью

30.10.18 | 14:13

Пока министр труда и соцзащиты Максим Топилин радуется успехам его ведомства в снижении числа бедных в России (на 1,1 млн человек), мы взглянем на негативную сторону этой проблемы – т.е. на оставшихся 20 млн нищих. Вдруг окажется, что бедность — гораздо ближе, чем многие из нас могут подумать?!

Не так давно министр труда и соцзащиты Максим Топилин хвалился не характерными для его ведомства успехами. Благодаря успешной социальной политике российского государства число бедных в нашей стране уменьшилось с 21,1 млн до 20 млн человек. Стоит ли доверять этому рапорту или нет — мы обсуждали в прошлый раз. В итоге это не так важно: пусть 20 млн человек, но всё же продолжают жить в нищете. И бедность эта «держится» не первый год.

Хотя в годы «борьбы с Западом», санкций, «стягивания поясов» и отмены пенсий нужно быть позитивным — давайте недолго побудем пессимистами. Посмотрим, что же происходит с этими 20 (или не 20?) млн бедных. Прикинем, какие шансы лично у нас попасть в их число (а статистика говорит, что нищета не так далека от Вас, как Вы, может быть, думаете!). И подумаем, что можем здесь сделать мы — за гранью случайной и скромной благотворительности, — чтобы спасти себя и спасти тысячи вокруг.

Итак, какой «портрет» бедного даёт нам официальная статистика? Кажется, что проблемы с выживанием должны возникать в основном у тех, кто не может найти работу… Однако сборник Росстата «Социальное положение и уровень жизни населения — 2017» сообщает, что в 2016 году среди малоимущих домашних хозяйств (условно говоря — семей) только в 12,4% вообще нет работающих людей. В 32,7% работает 1 человек, в 44,4% — 2 человека, в 10,5% — 3 и более людей.

Не вдаваясь в выкладки, можно сказать: большинство малоимущих и бедных граждан — люди семейные, с детьми (не обязательно двумя и более, даже с одним), при том, что оба взрослых работают. В зоне риска бедности, по оценке Росстата, находятся мужчины и женщины до 30 лет и в особенности дети. Иначе говоря, работающие молодые семьи с детьми — самая «подударная» категория российского населения! К слову, на 2016 год среди «экономически активного» малоимущего населения 28,6% имели высшее образование, ещё 48,6% — среднее профессиональное; так что даже квалификация не спасает от проблем.

Борис Григорьев. Бедность. 1925

Работающая бедность — явление, широко обсуждаемое сейчас во всём мире. «Неожиданно» для экспертов оказывается, что проблема нищеты не связана с тем, что люди просто не работают (или, как говорят либертарианцы, — «не хотят работать»). Исследование мотивов работников некриминальной «теневой» экономики, проведенное в 2016 году РАНХиГС, показало, что в течение года 42,1% занятого населения имело дополнительную работу, оформленную или неоформленную, в основном — чтобы свести концы с концами, из-за явной недостаточности «основной» работы. И приравнивание минимального размера оплаты труда к прожиточному минимуму (далее — ПМ) делу не поможет — и потому, что ПМ слишком мал, и потому, что у работников есть ещё дети, в идеале — два ребёнка и более.

Не спасает ситуацию и куцая социальная политика российского государства. В «Социальном положении и уровне жизни населения — 2017» Росстата приведена таблица соотношений основных минимальных социальных гарантий к ПМ в 2017 году. Естественно, пособие по безработице — 7,9%; стипендия в ВУЗе — 12,5% (человек хотя бы учится, а не сидит без дела!). Что-то заметное, более 50%, требует специфических условий, вроде выплаты неработающим трудоспособным лицам по уходу за ребенком-инвалидом (51,4%). Самое «дельное» — пособие на период отпуска по уходу за ребенком до 1,5 лет, если ребёнок второй и далее — 62,8%.

К счастью, в 2018 году сильно поднялись выплаты одиноким матерям с маленькими детьми. Также появились выплаты в 100% ПМ на первого ребенка, рожденного после 1 января 2018 года — до достижения им возраста 1,5 лет. Однако непонятно, как это поможет семьям с детьми, уже находящимся в зоне бедности; да и 1,5 года на первого ребёнка — лишь кратковременная передышка. Даже без учёта заниженности ПМ, а также того, что родителям тоже что-то нужно есть…

Бедность: найти и уничтожить

На самом деле «проблема» подсчёта бедности — универсальна, и сводится просто к желанию любого правительства преуменьшить её масштабы. Показательны пляски экспертного «сообщества», служащего разным частным интересам, вокруг методов оценки уровня нищеты. Всемирный Банк раньше считал бедными всех людей, просто получающих 1,9$ в день (менее 60$ или 3900 руб в месяц). Теперь он делит страны на 2 категории по благосостоянию; для менее богатых стран линия бедности — 3,2$ (~6400 руб), для более — 5,5$ (~11 000 руб). Итого сейчас ~31,4% человечества живёт в нищете.

Часто говорят про «этическую черту бедности» — доходы, необходимые для достижения прогнозируемой продолжительности жизни в 70 лет. По этой «планке» более 60% человечества находится в нищете. В упомянутой в начале текста Германии берётся (по крайней мере, общественными организациями) другая мерка — 60% среднего по стране дохода; для 2015 года это 942 евро (70 650 руб по сегодняшнему курсу).

В бедности с кем не поведёшься. Антонио Даттило-Руббо. 1905

В общем, считать можно по-всякому, однако мир нужно не только описывать, но и изменять. Бедность, в особенности работающая бедность — неотъемлемая черта капиталистической системы. Бизнес ищет дешёвых работников — и находит их: в «менее развитых» странах, в «теневом» секторе, в эмигрантах, в шантаже обычных отечественных работников впадением в крайнюю нищету, безработицей, заменой на иностранцев. Отсутствие эксплуатации, достойная заработная плата и обеспечение человеческих условий жизни, поддерживание какого-то разумного равенства доходов у всего населения — это что-то из разряда социализма или коммунизма, но никак не капитализма.

Oxfam сообщает, что в 2016 году 5 крупнейших сетей магазинов одежды выплатили своим акционерам 6,9$ млрд. А безотрывно работающие по 14 часов на производстве этой одежды женщины из стран вроде Мьянмы или Вьетнама получают по 4$ в день. При этом чтобы повысить до прожиточного минимума среднюю зарплату 2,5 миллионов шьющих одежду работников из Вьетнама, нужно лишь 2,2$ млрд в год, т. е. треть суммы, выплачиваемой акционерам.

Свет в конце тоннеля?

Что можно сделать внутри существующей системы — так это бороться за свои трудовые права. Тот же Oxfam говорит, что благодаря простейшим коллективным договорам женщины, работающие в датском Бургер-Кинге, теперь получают по 20$ в час, тогда как в США они получают 8,9$.

В ряде стран создаются даже объединения работников «теневой» экономики — профсоюзы «теневиков» разрешены, например, в Сенегале; в Алжире неформально занятые даже получают обычные гарантии социальной защиты. К сожалению, рабочие объединения и трудовые права по всему миру сворачиваются под давлением МВФ, Всемирного Банка, иностранных и местных правительств; иногда это сопровождается прямым террором по отношению к рабочим. По данным Международной конфедерации профсоюзов (ITUC), более 75% стран ограничивают права рабочих на забастовку; в 2017 году в 59 странах на профсоюзных деятелей нападали, в 11 странах их убивали.

Однако даже МВФ в своих докладах подтверждает, что усиление неравенства и ухудшение положения рабочих напрямую связано с ослаблением профсоюзов. Не помогает этому и тенденция компаний по всему миру «уходить в тень», использовать «аутсорсинг» (передавать работу другим, формально не связанным с данным, компаниям; часто — из менее развитых стран) и заключать с работниками краткосрочные контракты.

В российском законодательстве ещё с советских времён сохранилось много законных способов для работников отстаивать свои права. Проблема — в утерянной (в том числе и за то же советское время) культуре самоорганизации, в неверии как в свои силы, так и в силы рабочего коллектива. Примеры «директорских» профсоюзов, подконтрольных руководству компании и занимающихся распределением билетов и путёвок (в лучшем случае), — тоже не помогают.

Кузьма Петров-Водкин. Новоселье (Рабочий Петроград). 1937

Однако тенденция ясна — и печальна. Все формальные продвижения в борьбе с бедностью десятикратно «компенсируются» новыми антисоциальными законами, наглостью крупного бизнеса, желанием чиновников «набить карман» — особенно теперь, когда на Россию оказывает давление Запад. Стоит ожидать дальнейших откровений, что «денег нет» и «нужно затянуть пояса». А главное — даже если мы «перетерпим» 5, 10, 20 лет — что дальше? Чего именно мы ждём? Что конкретно должно поменяться после «конфронтации с Западом», «чёрной полосы», «кризиса» (кстати, не только затяжного, но и неизбежно регулярного)? И «кто» должен это «что-то» поменять?

Казалось, что российский капитализм научил нас бороться за выживание и надеяться на свои силы. Так почему же в большем масштабе, в «тактической» и «стратегической» перспективе мы надеемся на царя или на героя? Не пора ли уже задуматься — не чиновникам, не бизнесу, не государству, — а нам?