Никому в голову не приходят мысли о мародерстве
31.10.20 | 16:03
-
-
Наша съемочная группа открыла для себя центральный рынок буквально на днях. Из-за массированных обстрелов, случилась накладка с доставкой хлеба в магазины города, а именно хлеб является главным нашим источником пропитания на данный момент. И тут бац!- - и нет хлеба в магазинах.. пустые полки.
Мы полдня посвятили пешим прогулкам по городу. Безрезультатно. Продавцы предлагали пойти к Городской Думе: там хлеб раздавали бесплатно. Рука не поднялась. Дело не в гордости: скорее мешает ощущение, что тем самым мы отберем хлеб у тех, кому он более необходим.
В какой-то момент выходим на незнакомую улицу. Здесь мы еще не ходили. Тротуара нет, во всю ширину развернулась проезжая часть. Идем по обочине вдоль забора. Спустя несколько минут рядом с нами притормаживает “Жигули”.
- Что делаете?
- Хлеб ищем.
- Садитесь. Мы тоже за хлебом.
Здесь совершенно не страшно садиться в незнакомые машины. Разговорились. Выяснилось, что это не мы плохо ищем: хлеба в магазинах действительно нет.
- Не переживай. Есть место, где всегда хлеб есть. Если уж там нет, тогда всё.
Подъезжаем к территории, огороженной забором. Рынок. Наш проводник уверено ведет нас через ряды. Множество лотков накрыты тканью и брезентом, некоторые продолжают работать.
- Я же говорил! Есть хлеб.
Есть хлеб. Это чувствуется издалека по запаху свежей выпечки, которая перебивает все остальные ароматы. Это видно издалека по внушительному хвосту вытянувшейся очереди. За маленьким окошком видна безостановочная работа пекарей. Продолговатые булки белого хлеба безостановочно соскальзывают с широкого ухвата на поддон и моментально раздаются очереди. Пара минут и несколько десятаков еще горячих батонов разошлась по рукам ожидающих. Поддон снова девственно чист. Очередь терпеливо ждет следующую партию.
Откуда-то из глубины генетических воспоминаний всплывает страх: “А вдруг не хватит? Вдруг закончится передо мной?” С непроизвольной неприязнью провожаю взглядом людей, которые набирают сразу по шесть-восемь батонов. Одергиваю себя, пытаюсь настроиться на Дзен. Вдруг в маленькой каморке гаснет свет. Электропечь останавливается. Очередь синхронно вздыхает. Сколько не будет электричества – не знает никто. Отключали и на час, и на 5 часов. Хлеб, который я уже мысленно съел, неотвратимо испарялся в желудке. Прошло десять минут, вспыхнула лампочка, печь довольно заурчала. Жизнь продолжилась.
Мы проходим за угол. Запах хлеба перебивает запах жареного мяса: та самая культовая кебабная. Одно из немногих мест, где в Степанакерте сегодня можно поесть настоящую горячую еду.
Сегодня утром по этому оплоту мирной жизни был нанесен реактивный удар. Человеческих жертв нет. Физически нет. Жертвой пал оплот мирной жизни города. Глубокая рана прорезала рынок, посекла стены, выбила стекла витрин. Быстрым шагом обходим кебабную и хлебопекарню: их не задело.
В разбитых витринах лежит товар. Нетронутый. Никому в голову не приходят мысли о мародерстве. Парадокс: здесь нет Чужого, в общем понимании этого слова. Здесь есть “Не моё”. Это относится и к ларькам с одеждой и обувью, разбитым этим утром, и к лоткам с овощами и соленьями, которые были накрыты брезентом еще в самом начале войны. Скоропортящиеся продукты бабушки-продавщицы собирают и относят на пункты сбора гумпомощи. Консервы, пряности, мед ждут своего часа.
- Вот, возьмите.
- Что это?
- Это чай и варенье из ежевики. Берите, очень вкусное.
Бойкая старушка отодвигает брезент со своего прилавка и всучает нам банку варенья и пакет. В ответ я пытаюсь запихать ей в карман деньги – уворачивается. Благодарим.
- Когда откроетесь?
- А вот как война закончится, так и откроемся.
- Значит, скоро?
- Дай бог.
Рынок продолжает жить. Вместе с ним продолжает жить город. Я записываю стенд-ап, в котором говорю о том, что все плохо. Мимо меня проходят местные, улыбаются:
- Да ничего не плохо. Ничего страшного. Подумаешь, побило. Приберемся, застеклим. Еще лучше будет. Иди поешь лучше. Вон, худой какой.